Итальянская "Corriere della sera" публикует воспоминания внучки Никиты Хрущева

14 Фев 2006, 14:37

МОСКВА – На Сретенке, в древнем сердце Москвы, где до конца 30-х годов в монастыре хранилась чудотворная икона Богородицы, находится дом Юлии, внучки Никиты Хрущева.

Ее отец Леонид, сын Никиты, «пал смертью храбрых» в 1943. Ее мать, одна из первых советских женщин-летчиков, была арестована как «враг народа» (статья 58 Уголовного кодекса) и попала в ГУЛАГ. О ней Юлия узнала, только когда заполняла бланк для поступления в университет. Впрочем, во времена Сталина у всех значимых фигур КПСС кто-то был либо в тюрьме, либо под строгим надзором, либо в ГУЛАГе.

Юлия – очень нежная женщина, она всегда считала Никиту Хрущева и его жену Нину папой и мамой и всегда их так называла. Она была рядом с государственным деятелем до последнего дня, помнит его тайны, книги, злость, грусть. Она принимает нас с улыбкой, которую невозможно забыть, усаживает на кухне – здесь стоит стол, подаренный Хрущеву чехословаками в 1959. За ним велось много разговоров. Наш тоже начинается здесь.

«Мой отец (Никита Хрущев, - прим. ТАЙГИ.info), - говорит Юлия, - был идеалистом, верил в утопию, но то было время и Иоанна XXIII, и президента Кеннеди». Она сразу переходит к сути дела: «Его образ разрушили, его труды оклеветали. Например, неправда, что в 1960 в ООН он стучал ботинком. Это была утка, возникшая из фальсифицированного фото. Он сам уверил меня, что никогда не совершал такого грубого поступка, а просто стучал кулаком по столу советской делегации, и вовсе не по трибуне». И добавляет: «У папы Никиты был тик, иногда он энергично протестовал, но не в такой манере».

Мы озадачены, потому что все, кажется, видели изображение Хрущева с ботинком и читали эту новость в газетах того времени. Но в поддержку того, что утверждает Юлия, нужно сказать, что свидетельства расходятся. Сын Сергей, который был очень близок с Хрущевым, в письме в «Известия» от 8 декабря 2002 заявил, что предложил журналистам Nbc показать ему пленку с ботинком и через неделю получил от них извинения, поскольку «она не нашлась ни в одном американском архиве». В том же письме он говорит о похожей полемике с канадским телевидением, на котором шел полнометражный фильм об отце. Они тоже не нашли пленку.

Сын, кроме того, цитирует Джеймса Ферона, журналиста New York Times, в то время аккредитованного при ООН: «Я видел Хрущева лично в момент дебатов в ООН и могу засвидетельствовать, что он никогда не совершал этого поступка. Существует только одна фотография, на которой он спокойно сидит на своем месте, а ботинок стоит перед ним на столике. Не существует фотографий, на которых он изображен с ботинком в момент, когда стучит им». Среди прочих, стоит вспомнить последнее авторитетное опровержение: Вильяма Таубмана (William Taubman), лауреата Пулитцеровской премии за биографию Хрущева «Человек и его Эпоха» (the Man and his Era, Norton 2003). В интервью радио «Эхо Москвы» 19 июня 2004 среди прочего он сказал: «Журналист американского агентства Associated Press, автор новости, в тот момент не был в зале… Существуют другие авторитетные источники, которые опровергают Associated Press, как, например, фотограф журнала «Life». Он был там и хорошо помнит, какие фотографии разволновавшегося Хрущева он сделал». Наконец: «Я могу утверждать, что этот факт никогда не имел места».

Возвращаемся к Юлии и ее утверждениям, противоречащим общему мнению: «Ясно, - продолжает она, - что этот фотомонтаж был частью проекта. Был показан ботинок со шнурками, а он носил только без шнурков. Кроме того, у него был 38 размер, а размер того ботинка, что на фотографии - больше 40. Более того, здесь, в Москве, когда папа Никита должен был уйти, на Лубянке организовали группу лекторов, которые тщательно распространяли ложные сведения о нем и его семье. Часто они говорили в своих выступлениях о другом, но в нужный момент в разговор вставляли клевету. Говорили даже, что он был азартный игрок, любитель фривольных передач, грубиян. Конечно, он не окончил университета, но мог говорить о ракетостроении и аэронавтике. В старших классах он часто помогал мне решать задачи по математике. На память цитировал Некрасова, поэта, написавшего «Кому на Руси жить хорошо?». Кроме того, он никогда не пропускал премьеры в Большом, обожал голос Марио Дель Монако и ценил театр Шиллера. К счастью, он никогда не обращал внимания на то, что о нем рассказывали…».

Оклеветаны были и дети Хрущева, оклеветан даже родной отец Юлии, о котором говорили как о предателе (а он, наоборот, получил награду). Дезинформация показывала бывшего лидера «полуграмотным, не умевшим хорошо читать, так что жена читала ему сказки, чтобы он уснул».

Юлия останавливается - кажется, она смотрит в прошлое – и добавляет: «Ложь, непрекращающаяся ложь. Теперь, кроме писателей и журналистов, мне надо подать в суд на российский телеканал за фильм, который они показали в мае прошлого года».

Мы спрашиваем ее о Пастернаке, ввиду того, что некоторые обвиняют Хрущева в преждевременной смерти поэта. «Это страшная и темная история. По-моему, это интрига коллег, которые завидовали его известности и престижу. «Доктора Живаго» преподнесли как белогвардейскую апологию, и решение запретить роман исходило от Союза писателей. Папу поставили перед свершившимся фактом. Когда он был уже далек от Кремля, я принесла ему книгу, и он сказал мне: «Юля, я не нахожу ничего скандального. Почему вокруг нее было столько страстей?»

Похожее было и в других ситуациях. Стоит вспомнить, что именно Хрущев распорядился напечатать первый рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича», писателя, который не помнит об этом». Потом Юлия вспоминает, что многие «запрещенные» книги пенсионер Хрущев, живший в изгнании на даче в Петрово-Дальнем, мог получить благодаря диссиденту Рою Медведеву, который передавал их приемной дочери. Они приходили также и через итальянских друзей, среди которых был Джанкарло Пайетта. Последний, вспоминает Юлия, - «кинул «Правду» в лицо советского посла, когда обнаружил, что газета посвятила смерти Хрущева лишь краткую заметку».

«А Тольятти?» - осмеливаемся спросить мы. Она улыбается. «Во время подготовки, - делится она секретом, - XXII Съезда КПСС, в 1961 году, папа хотел реабилитировать Бухарина и Зиновьева. Тольятти остановил его, может быть, потому, что слишком много руководителей было вовлечено в процесс, приведший к их расстрелу. Тольятти призвал на помощь француза Тореса (Thorez), и они убедили Хрущева подождать, по крайней мере, 25 лет, прежде чем открыть правду. Но это не отменяет того факта, что после XX Съезда в 1956 году в текстах и интервью тот же Тольятти был большим антисталинистом, чем Хрущев».

Потом разговор переходит на так называемые «Ялтинские воспоминания» («Memoriale di Yalta»), последний текст Тольятти. Мы не успеваем задать вопрос, как ответ уже готов: «Это было частное письмо, в котором освещались некоторые вопросы коммунизма. Но Лонго, приехавший внезапно, раньше агентов забрал листки, положил себе под рубашку и перевез в Италию. Оно перестало быть товарищеским критическим письмом. Многие мотивировки были восстановлены Брежневым и его компаньонами, которые во время «дворцового переворота» сместили Хрущева, вернув в СССР сталинский климат».

Нужно еще много сказать: Венгрия, Берлинская стена, дела XX Съезда, разоблачение. Все шло нормально до 25 февраля 1956, а потом, за закрытыми дверями, Хрущев в течение 5 часов читал секретный доклад о «преступлениях» Сталина (в России он будет опубликован в 1989). Автор статьи помнит, что прежде чем о тексте узнали американцы и опубликовали его, он попал в Ватикан (так, по крайней мере, сказал нам перед смертью в присутствии свидетеля Генрих Смирнов из отдела иностранных дел КПСС, тот самый, что сопровождал Тольятти в Ялте).

Из других признаний Юлии нас растрогало воспоминание о похоронах Никиты. «Его похоронили утром, как преступника. Машина с гробом ехала по Москве на всей скорости, прямо до могилы, а регулировщики расчищали дорогу. Мама Нина своим воспоминанием бросила вызов властям. Кроме прочего, она рассказала о последних словах папы: «Кто не делает – не ошибается. Я совершил много ошибок». Потом его дача «была стерта с лица земли, там сделали автостоянку. Нина переехала в деревянный дом, где у нее была комната и кухня». Хрущева, его близких, все, что с ним связано, окутало молчание.

Когда «заговорщики» Брежнева заставили его прервать отпуск на Черном море, чтобы подписать отставку, он поехал не в Кремль, а на дачу, и четыре часа гулял с Юлией «в березовом лесу на виду у агентов: он хотел дать понять, что уступил».

Это прогулка еще не закончилась. Может, потому, что любовь дочери дает ей продолжение. Через нежную улыбку, сквозь историю.

Corriere della sera, 14 февраля 2006
перевод ТАЙГИ.info