Гордость

08 Май 2012, 03:29

Страна у нас не из мирных, бронепоезд на запасный путь никто даже и не думал загонять, потому чуть ли не каждый день — годовщина какого-то ратного события, от Дня Победы до праздников родов войск и «универсального» 23 февраля. Я, как негодный для строевой службы в военное время, в такие дни чувствую себя не слишком причастным к отмечающим, — захожу тихо, сижу недолго, горжусь ими издалека. Ветераны нынешних войн мало отличаются от прежних. Среди них есть и мои друзья-товарищи: Лёха, Мишка, Саня, Слава.

Страна у нас не из мирных, бронепоезд на запасный путь никто даже и не думал загонять, потому чуть ли не каждый день — годовщина какого-то ратного события, от Дня Победы до праздников родов войск и «универсального» 23 февраля. Я, как негодный для строевой службы в военное время, в такие дни чувствую себя не слишком причастным к отмечающим, — захожу тихо, сижу недолго, горжусь ими издалека.

В моём детстве, в семидесятых, приставать с расспросами к совсем молодым ещё, чуть за полтинник, ветеранам было не слишком принято. На классных часах в школе по случаю Дня Победы они, всего на десяток лет старше меня нынешнего, позвякивали орденами, рубили руками, показывая, где стоял дот и как около него навсегда остался закадычный кореш Пашка, стискивали зубы, чтобы не всплакнуть, а потом, за свежеструганным столом во дворе, спорили друг с другом о том, в каком году отменили карточки, на сколько недоливает свежее пиво Татка-продавщица и почему Маленков был лучше Хруща...

Государство не стало щедрее на почести для своих защитников, предпочитая награждать непричастных и наказывать невиновных

Ветераны нынешних войн мало отличаются от прежних. Среди них есть и мои друзья-товарищи: Лёха, Мишка, Саня, Слава. Им сейчас чуть поменьше, чем героям Великой Отечественной из моего детства, у них не так густо увешана медалями и орденами грудь — государство не стало щедрее на почести для своих защитников, предпочитая, по известной поговорке, награждать непричастных и наказывать невиновных.

Они, как и те, прежние герои, не любят вспоминать о войне и говорят больше о выросших детях, бывших и нынешних жёнах и о том, где лучше покупать свежее пиво, под дегустацию которого расслабляюсь с ними и я, не сдерживаясь и начиная расспрашивать и пытать о том, военном...

— ...Слав, а чем ты гордишься, вспоминая свои войны, если честно и без кокетства?..

Мы уже тепленькие, но не пьяные, градус посиделок идёт по нарастающей. На экране кадры первой и второй чеченской; мелькает Слава в полковничьих погонах (или ещё в подполковничьих — откуда мне, гражданскому, знать), что-то негромко втолковывает подчинённым, а за спиной у него дым, Новогрозненский, «вертушки». Внезапный обстрел вертолётами своих же, маты, Слава, успокаивающий всех, опять его голос с экрана...

Сейчас Слава молчит. То ли вопрос дурацкий, то ли...

— О, Славина пшеница, — говорит кто-то из следящих за экраном.

— Почему — Славина? — недоумеваю.

— А ты не слышал? Слава же за неё медаль получил.

— Слав, это серьёзно?

— А то ж... — буркает неохотно. — Уборочная наступала, люди в районе голодали, а тут урожай... Технику нашли, а горючки нет. А я ж военный комендант района. У администрюка из местных никаких полномочий — кто ж ему чего даст. Ну, я у бандюков и отнял...

— Каких бандюков?

— Да там по лесам сидели балбесы. Так, сопляки, деваться им некуда, работы нет, вот и «записались». Им за это даже платили — с этого семьи и кормились. А начальники их горючку продавали: там же, где ни копни — нефть наверх сама всплывает.

— И что — сами отдали горючку?

— А куда им было деваться... Я ж сказал им, что не буду за ними по лесам бегать — сожгу лес «реактивами», людей своих не хочу положить. Горючку, говорю, отдайте — вашим же детям кушать хочется. А к холодам и сами вернётесь. У кого крови на руках нет — тому помогу амнистироваться; думайте головой.

— И отдали?

— Конечно. И хлеба подняли много. С горючкой, кстати, несколько механизаторов вернулось из леса.

— А с медалью кто подсуетился?

А там подошел прихрамывающий седой мужик — и молча пожал
мне руку. Оказалось — батя моего пацана. Мои же все живы остались, до единого

— Ну, глава района подал куда-то наверх, в Москву, бумаги — дескать, герой, всё такое. А оттуда пришел ответ: «Мы его посылали воевать, а не пахать, пусть радуется, что взыскание не получил». Время прошло, у нас уже и командировка давно закончилась, а тамошние жители подписи собрали, чтобы меня наградить, новый глава района их передал в правительство республики... Вот этой весной мне и привезли медальку, замглавы области вручал.

— А ты её, медаль эту, не считаешь за позор, — потому что «чичевская»?

— Почему? — изумляется Слава. — Она ж не рамзанкина, она же от людей, чего мне стыдиться.

...Ночью, хоть было не по пути, Слава повез меня домой. А когда подъехали к подъезду, вдруг сказал:

— Весной «афганцы»-однополчане собирались, первый раз за много лет пошел туда — не люблю старое поминать. А там подошел прихрамывающий седой мужик — и молча пожал мне руку. Оказалось — батя моего пацана. Мои же все живы остались, до единого. Не шкерились, не трусили, выжили — правильно учил, видать. Вот за это — горжусь.

А теперь — и я вместе с ним.