Пираньи

24 Июл 2013, 05:08

Странно было бы не верить автору, лепившему Карелина, академиков Коптюга и Марчука, и даже криминальных авторитетов, вроде небезызвестного Деда Хасана. Процесс создания скульптуры Юры Лазаренко творец, несмотря на просьбы заказчиков, не демонстрировал, обещая всех удивить. И ему это удалось...

«Герои почестей не просят, жить остаются на века», — декламировали мы когда-то со школьной сцены на военно-патриотических праздниках, ещё не зная, что скоро настанут времена, когда отношение к героям изменится, да и самих их будет оставаться в живых всё меньше и меньше. 

И уже в наше время мой героический сосед Юрка, спецназовец, бравший дворец Амина, участвовавший во множестве вооруженных конфликтов последних десятилетий прошлого века, непутёвый и не нашедший себя на «гражданке» Юрка, которого из милиции после домашнего загула привезли назад генеральские чины, специально прилетевшие ради этого из столицы, Юрка, единственный мне известный вояка в отставке, имевший наградной (от самого Андропова!) автомат Калашникова, после внезапной своей кончины получил от потомков не прощальный залп и не туш военного оркестра, а лишь судебные тяжбы пираний-родственников за его собственную квартиру.

Другим героям повезло чуть больше — кто-то, выйдя в отставку, нашёл интересную работу, кто-то перешёл в правоохранительные структуры, а кого-то даже тут догнала какая-никакая, а слава — как героя моей давней колонки «Гордость» Славу Клепикова, за вручение медали которому ходатайствовали бывшие подопечные из Чечни.

Спецназовец Юрка после внезапной кончины получил не прощальный залп и не туш военного оркестра, а лишь судебные тяжбы пираний-родственников за его квартиру

Но не всем легко дались перемены в жизни — у многих не выдерживало сердце, и их боевые друзья встречаются теперь с трагической регулярностью на проводах в последний путь очередного соратника, сорокалетие которого праздновали, казалось бы, совсем недавно. Вот так провожали и Юру Лазаренко, командира отряда быстрого реагирования, в прошлом — офицера ГРУ, боевого пловца, из тех самых «пираний». О героических буднях «пираний» сочинено множество легенд и написано много книг, вот только Юра был самым настоящим «морским дьяволом», влюблённым в море — наверное, потому его друзья и решили поставить ему памятник, который бы напоминал об этой его страсти. 

Деньги на памятник собрали быстро; по словам Славы, ставшего координатором сборов, откликнулись даже нынешние генералы и высокопоставленные чиновники, когда-то начинавшие служить вместе с Юрой. Собрали целый миллион — именно столько было необходимо на создание, согласно эскизу, трёхмерной мраморной военно-морской композиции, по словам ни много ни мало — академика Академии художеств и известного скульптора. Требуемая сумма показалась друзьям Юры слишком большой, но академик уверял, что таковы расходы только на материал и работу каменотёсов, а сам он из уважения к покойному, которого знал и любил, возьмёт за свою работу сущие копейки.

Странно было бы не верить автору, создавшему скульптуры Карелина, академика Коптюга, академика Марчука и многих других выдающихся деятелей. А то, что академик лепит ещё и криминальных авторитетов, вроде небезызвестного Деда Хасана — так это всего лишь работа, не оказываться же от заказа, решили даже скептики. Рабочий процесс создания скульптурной композиции автор, несмотря на просьбы заказчиков, не демонстрировал, обещая всех удивить. И ему это удалось...

На могиле стояла обычная плита с обрубком, в котором при должном воображении можно было разглядеть парус

О том, что памятник не только готов, но и уже установлен, Слава узнал буднично, без фанфар, без официального открытия, что шло несколько вразрез с договорённостями с автором, но чего не простишь, дождавшись обещанного. У могилы Клепиков не поверил своим глазам — он увидел обычную плиту, на которой стоял обрубок другой мраморной плиты, в которой при должном воображении можно было разглядеть парус. Обещанной трёхмерной композиции, должной поразить воображение, разумеется, не было. Местные каменотёсы признались при этом, что стоимость материалов, пошедших на памятник, составила от силы тысяч восемьдесят, а работа, при самом щедром раскладе, должна стоить в разы меньше того самого миллиона.

Первое время академик ещё отвечал на звонки и предлагал вернуть деньги. Потом отвечать перестал, на письма давно не реагирует, даже не читает, наверное, Славиных виршей, где тот, эмоционально сравнивая первоначальный эскиз памятника и его воплощение в мраморе, предлагает для контраста сравнить «хрен с верёвкой».

Впрочем, сам Слава теперь тоже не слишком разговорчив, не зная, что и как объяснять родне и многочисленным боевым соратникам покойного — все помнят о грандиозной идее памятника, все ждали его открытия, не пожалев на него денег из собственных карманов, а теперь выходит, что миллион пошел неизвестно на что, — и кто тогда в этом виноват, не академик же и заслуженный человек...

Академик лепил скульптуру очередного авторитета, получившего известность в разнузданные девяностые, и прятался от предыдущих заказчиков

Пока академик лепил скульптуру очередного авторитета, получившего скандальную известность ещё в разнузданные девяностые, и прятался от предыдущих заказчиков, выяснилось, что подобное поведение для него не редкость — и подобные разбирательства уже заканчивались для него самыми натуральными разборками, с нападениями и покушениями: оно и понятно, когда на кону оказываются миллионы.

Переводить проблему в ту же криминальную плоскость кажется Славе нелепым — в прошлой, военной жизни, когда всё решало доброе слово, подкреплённое стволом «калаша», это было просто и понятно, а теперь, когда пираньи жадно пытаются урвать куски побольше и повкуснее даже у покойников, не факт, что им что-то или кто-то может помешать, даже ныне высокопоставленные Юрины друзья, ибо, как пишет исследователь животных Альфред Брэм, «прожорливость пираний, которых называют речными гиенами, превосходит всякое вероятие, они нападают даже на рыб, превосходящих их по величине».

Через несколько месяцев друзья и родные Юрия Лазаренко соберутся вновь, чтобы вспомнить о нём в годовщину его смерти. Постоят у могилы, вздохнут, но по поводу обманщика-академика и обломка плиты, изображающей парус, промолчат, просто выпьют по рюмке, накрыв одну, непочатую, куском хлеба, помянут рано ушедшего товарища и вспомнят о том, каким он был.

У людей, в отличие от пираний и гиен, память долгая.