Косметический ремонт

Однажды я был в роли народа на одной телепрограмме. Редактор так и сказал: на первый ряд садятся депутаты, а на два ряда вглубь — народ.

Тема была актуальной и активно дискутируемой в прессе: переход на новую систему местных выборов — чтобы тот самый народ выбирал не конкретных депутатов, а партию или движение, без персонализации избранников.

Честно говоря, я предполагал, что пригласили меня не за возможные светлые идеи, а в качестве волнолома — чтобы развести предстоящие депутатские стычки: тема-то острая, не ровен час, начнется мордобитие.

Но ничего этакого не произошло. Наоборот, депутаты мило поддакивали друг другу, уступая микрофон и наперебой объясняя непонятливым избирателям, что предлагаемая система наиболее актуальна и правильна, ничего страшного нет в том, что (извинительный кивок в мою сторону) народ не будет знать своих героев. Ведь есть партии в целом и их вожди, которые и олицетворяют собой все то, что хотел бы увидеть человек, стоящий у избирательной урны с бюллетенем в руках. И начнётся тогда всеобщее счастье, и всей страной мы, как в известной комедии, отправимся отдыхать на Канары и Багамы.

И пусть теперь у закрытого клуба валяется одинокий поломанный пластмассовый обруч — виноватых в том больше не будет

И тут до меня дошло! В самом деле, зачем вдаваться в подробности того, почему мой местный избранный депутат появляется на участке раз в два года, почему единственный доступный досуговый центр для детей и взрослых в соседнем доме был закрыт и почему этот самый депутат не пошевелил унизанными перстнями пальцами, чтобы помочь хорошему начинанию. И пусть теперь у закрытого клуба валяется одинокий поломанный пластмассовый обруч — виноватых в том больше не будет, партия прикроет своим авторитетом отдельных избранников от таких проколов.

И вместо мелких и полезных дел мы будем слышать только о замоченных в Индийском океане сапогах, замоченных же, только уже в сортире, террористах, о высохших и вечно живых мумиях в красивом красном доме на центральной площади страны да еще о спасении выхухолей — как без них. И все наперебой, вместе с выхухолями, будут рассказывать нам с экранов и трибун, как заживется простому народу — мир еще не знал такого счастья, вот только подождите еще пару годков и тогда — ах, Багама-мама!

Похожую песню я уже слышал — давно, два десятка лет назад, в фойе Дома ученых Академгородка, когда туда приезжал с программной речью депутат Травкин и предвещал светлое будущее всего за, если вы помните, «500 дней». В 20 лет такие обещания кажутся сбыточными, я даже захватил с собой в ДУ милую сердцу даму, и она, совсем аполитичная девочка, внимала обещаниям с сомнением, свойственным недоверчивому женскому роду; зато я верил от и до, вдохновившись и наобещав после депутатской речи, что возьмусь, наконец, за косметический ремонт на кухне нашей будущей квартиры, что не пройдет и пары лет, как мы с ней съездим на Багамы, что запишусь в спортзал, чтобы сбросить пару лишних килограммов, — и нес еще что-то не менее восторженное, во что сам верил.

Потом были тяжелые девяностые, из которых выкарабкались не все, и было не до ремонтов. Потом начало что-то выправляться, и я мечтал о лучшей доле, снимая помещение под магазин у новообразованной патриотической партии с метившим в президенты генералом. Арендодатели были тоже из мечтателей, рассуждавших о будущей лучшей и веселой жизни для народа, и совмещали этот процесс с бурным употреблением патриотического напитка, приобретенного на доходы с аренды.

Некоторых из тех мечтателей из девяностых я встречал поначалу в метро, а потом и на крутых должностях в облсовете

Некоторых из тех мечтателей я встречал поначалу в метро, а потом и во властных кабинетах и на крутых должностях в облсовете. С одним из них мы до сих пор иногда здороваемся, когда он узнает старых знакомых, а второй чуть не задавил меня своим лексусом у того самого облсовета. Жить им и впрямь стало лучше и уж точно — веселее. Но обижаться мне на это некогда: у меня семья, застывший на годы ремонт и вечные тревоги. Например, на какие шиши отправлять благоверную с дочкой в отпуск, — к бабушке и дедушке, конечно, тут не до Багамов.

В медицинской практике есть случаи тяжелой амнезии — не той, привычной по блокбастерам, когда у человека выпадают какие-то куски из недавнего прошлого, а такой, что он остается вовсе без прошлого за несколько минувших лет, будто его и не было. Одна из переживших эту напасть пациенток рассказывала, что самое страшное — не то, что ты чего-то забыл: в конце концов, вспомнить все ей помогли друзья и родня, ворох старых фотографий и терапия. Самое страшное — заснуть счастливой 15-летней девочкой, только что вернувшейся со свидания с самым красивым мальчиком школы, заснуть с мечтами о будущем успехе, о том, что прославишься когда-нибудь и обзаведешься шикарным домом с бассейном, спортивной тачкой с откидывающимся верхом, брутальным мужем, дорогими сувенирами из экзотических стран, золотой кредиткой и тройней прекрасных малышей. А вместо этого — просыпаешься 38-летней уставшей от жизни матерью-одиночкой с лишним весом, невыплаченным кредитом за старый и провонявший горелым дом и старой покрышкой на заднем дворе вместо собственного авто...

«Да-да, дорогая, непременно возьмусь в скором будущем!»

Иногда я думаю, что было бы, если бы я заснул в тот вечер, после чужих и своих обещаний, пятисот дней, мечтаний о Багамах и новеньких обоях, — и проснулся бы сейчас, с бубнящими по всем каналам политиками с новыми обещаниями нашего счастливого будущего, народными избранниками на новеньких лексусах и старым пластмассовым обручем под дверью закрытого клуба в соседнем доме.

Я смотрю на старые обои на кухне, слышу, как вяло перепираются по телевизору очередные говорящие головы, и привычно киваю той самой, из Дома Ученых, только ставшей на два десятка лет, как и я, старше, благоверной на дежурный вопрос о хотя бы косметическом ремонте: «Да-да, дорогая, непременно возьмусь за это в скором будущем!»

Про Багамы молчит даже она.