Кредит и доверие

Иногда вера в бумажные деньги настолько сильна, что переживает выпустившее их государство. Даже в разгар сталинского террора середины 1930-х в диких углах Якутии и Колымы местные аборигены отказывались принимать советские банкноты, веря в николаевские рубли, как в «настоящие» деньги. Вот тебе и тоталитарное государство, которое не может обеспечить нормальную работу денежной системы в каторжном и подневольном крае.

Как это ни странно, но в основе современного денежного обращения лежит две простых вещи: кредит и доверие. Еще более странным нам покажется тот простой факт, что рождение бумажных денег изначально было связано с сугубо частной инициативой. Судьба иных бумажных денег в Сибири дает нам экстремальные примеры и того, и другого, и третьего.

Изначально банкноты печатались ювелирами. Люди этой профессии обладали уникальным рыночным товаром — безопасными хранилищами для золота. Возможность спрятать своё золото у одного ювелира и получить по бумажке у другого породила то, что мы называем банкноты (bank-note). Ибо сами ювелиры, не будучи дураками, быстренько позабросили свои щипчики и молоточки, сконцентрировавшись на новом ремесле, — превратились в банкиров.

Пока банкноты выдавались только под залог золота, ничего революционного в этом не было. Но как только ушлые банкиры придумали выдать кредит бумагой, в финансовом деле произошел переворот. Теперь объем денег смог оторваться от реальных ценностей и создать такой кредитный рычаг, который если и не позволил поднять Землю, то несколько раз ее переворачивал. Ибо без кредита невозможна бы была мировая торговля, индустриальная революция и колонизация огромных пространств Нового Света и Сибири. И в начале этих великих дел были банкноты.

Хотя правильнее говорить трастноты (trust-note). Ибо для нас в деньгах главное — доверие. Получая на руки пачку бумаг, мы, сами того не осознавая, верим, что их примут в оплату товаров и услуг. Ибо в магазин и парикмахерскую мы ходим значительно чаще, чем в Центробанк с требованием отдать свою долю достояния страны. В условиях, когда доверия нет, нет и денежного обращения.

Во время гражданской войны в Сибири многие области скатились к форменному средневековью, денег не было. В ходу был натуральный обмен, а самогонка и махорка играли роль всеобщих эквивалентов ценности. Неким комичным примером денег, переходных от вульгарной самогонки к солидным государственным билетам, могут служить деньги Якутска, которые за неимением нормальной бумаги в 1919 году печатались... на оборотной стороне водочных этикеток. Это, наверное, в пику Благовещенску, где в это время в ходу были деньги, выпущенные... местным обществом трезвости.

Примером частной инициативы и силы частного капитала может служить Петр Симада — крупный предприниматель японского происхождения из Николаевска-на-Амуре. В ситуации, когда город наводнили японские оккупационные банкноты, он быстро сориентировался и заказал в Японии свои собственные деньги. Деньги, надо сказать, подкрепленные не штыком солдат, а обильными товарными запасами его магазина. Буквально за несколько недель в городе сформировалась полноценно действующая финансовая система. Честное японское купеческое слово «уделало» самурайскую честь задолго до Василия Блюхера, генерала Маккартура и всемирного признания Sony и Toyota.

Иногда, когда веры и доверия бумажным деньгам нет, государство начинает применять репрессивный аппарат. Истории про расстрелы на оккупированных территориях, увы, никого не удивят. Но вот буквально недавно, в 1992 году, в Латвии человек мог угодить в тюрьму на 3 месяца за отказ принимать как законное платежное средство новые банкноты — рублисы. Вот тебе и демократическое государство с рыночной экономикой и без пяти минут член Евросоюза.

С другой стороны, иногда вера в бумажные деньги настолько сильна, что переживает выпустившее их государство. Ещё в 1920-е годы бумажные рубли Российской империи можно было поменять в Париже или Берлине на любую европейскую валюту или американский доллар. Курс, конечно, был далёким от эталонного 1913 года (1.94 рубля за один доллар или же 9,46 за фунт), но вера в скорое падение большевиков поддерживала спрос на банкноты старого режима.

Даже в разгар сталинского террора середины 1930-х геологи, заключенные и конвойные сталкивались в диких углах Якутии и Колымы у местных аборигенов с отказом принимать советские банкноты и верой в николаевские рубли, как в «настоящие» деньги. Вот тебе и тоталитарное государство, которое не может обеспечить нормальную работу денежной системы в каторжном и подневольном крае.

Впрочем, не всегда государство и пытается это сделать. Все мы помним, как в начале девяностых последовательно пропало доверие к советскому (деревянному), а потом и к российскому рублю. В ходу были доллары. Интересно, если глубокие потрясения случатся в наши дни, откуда будет импортировано доверие: из за океана, как в прошлый раз, или через высокие берега Амура?

Иван Безденежных