Мастер-виноградинка

07 Май 2015, 06:49

«В среде филологов Новосибирск последние сорок лет считался городом Чумакова, как и Тарту до сих пор называют городом Лотмана». Написав первую фразу, я просидел еще час, пытаясь найти слова. Юрий Николаевич всегда ведь воспринимался как вечный, и это казалось гарантией чего-то очень правильного.

Мы впервые увидели и услышали Чумакова на первом курсе. И тогда, кажется, мало кто из нас воспринял всерьёз те важные напутственные слова, произнести которые его пригласили 3 сентября. С одной стороны, конечно, сделаем скидку на первый день учёбы в высшем учебном заведении; всё-таки на восторженных нас уже обрушилось достаточно приключений, начиная с «ходынки» на Речном, масштабы которой мы представить себе не могли летом во время абитуры. С другой стороны, наверное, мы просто были юными и глупыми, хотели всего нового, побольше и побыстрее. Мы же не знали, насколько этот почтенный старец моложе нас по многим параметрам. В первую очередь — разумеется, по интеллектуальным, где определение «моложе» не всегда означает «глупее», но свидетельствует о незакостенелости сознания, о постоянной готовности впитывать новые факты для корреляции с уже известными и о вызывающей уважение открытости окружающему миру, не позволяющему по-настоящему великим филологам ограничивать себя литературоцентричностью.

Родился в Саратове в 1922 году. Был тяжело ранен в первые годы войны. Провел пять лет в лагерях по доносу. Окончил филфак, преподавал литературу в школе, университете и театральном училище. Пять лет прожил в Пржевальске, затем в Новгороде, с начала 1980-х — в Новосибирске. Доктор филологических наук, профессор НГПУ, председатель диссертационного совета при университете. Один из главных пушкинистов XX века, посвятивший большую часть своей жизни исследованию поэтики «Евгения Онегина». Бесполезно пытаться уместить биографию Юрия Николаевича в один абзац, чтобы масштаб личности стал понятен тем, кто не знал его. Каждая встреча с ним была для меня сеансом странной радости, которую испытываешь, наверное, при личном общении с кумиром детства.

Никогда не забуду, как мы сидели в рекреации на втором этаже института, и он говорил, какие из стихов зятя ему нравятся — даже цитировал какое-то, кажется, про феномен зайца, сидящего в траве, покрытой капельками росы. Как мы с ним играли в шахматы в квартире на Урицкого, где каждая книжная полка вызывала благоговейный трепет, а худая кошка прыгала тебе на колени сразу же, как ты садился на симпатичный диван, помнящий многих великих ученых, — и 86-летний Юрий Николаевич объявил мне мат ходу на пятом. Как на защите моего диплома, в котором я сопоставил тексты Пушкина и Сорокина с точки зрения «мышления стилями», научный руководитель 15 минут сам рассказывал комиссии, кто такой автор «Голубого сала» и почему это круто. «Логинов, конечно, выбрал себе, подлец, опять не пойми что, но мне нравится», — довольно говорил он коллегам на кафедре про другую нашу тему, и я был счастлив услышать этот пересказ.

Мое главное воспоминание о Чумакове связано не с дипломной работой, а с гроздью винограда. Однажды на лекции по хронотопу Юрий Николаевич рассказал нам, как он пытался постичь пространство «Евгения Онегина», внезапно для самого себя уснул, утомленный размышлениями, и во сне услышал голос, который сказал ему: «Время — это тающий лёд». Пока мы думали, как нам на это реагировать (хочется улыбнуться, но все вежливо молчат — насколько улыбки уместны?), Чумаков продолжил: «А я прямо во сне возражаю: но я же, мол, про пространство хотел узнать!» Тут уж смеялись все без исключения, и Юрий Николаевич тоже. А потом сказал нам, что считает моделью пространства виноградную гроздь — как системное множество взаимосвязанных и при этом остающимися автономными пространств. При моей любви к имеющим смысл афоризмам я это запомнил (даже законспектировал — на первом курсе тетрадкам уделяешь больше внимания, чем на последних), и через полгода нам с подругой, также бывшей студенткой Юрия Николаевича, не пришлось долго думать над подарком на юбилей. Да, мы подарили ему на 80-летие огромную виноградную гроздь, без букетов, открыток и пояснений. Лично вручить гроздь не получилось, мы передали ее через его прекрасную супругу Элеонору Илларионовну, и Юрий Николаевич потом не раз вспоминал, с каким удовольствием, перебирая виноградинки, торжественно съел наш подарок.

Последний раз мы виделись в июле 2012-го, когда ему исполнилось 90. Я приехал в университет, где он подписал мне сборник (третья такая книга на моей памяти), выпущенный к его юбилею: «Дорогому Кириллу на бегу времени и жизни». А потом я за три года, работая буквально через дорогу от их дома, не нашел времени зайти в гости и навестить учителя, и нет мне, подлецу, ни прощения, ни оправдания. Спасибо за всё, дорогой Юрий Николаевич. Как же мы теперь без вас.