Василий Сутула: «Как топором по этим гнездам рубанем!»

18 Авг 2016, 21:26

Почему птицы страдают от маловодья на Байкале, какие обитатели Селенги погибнут из-за строительства ГЭС в Монголии и как изменится вода в реке и озере, если соседней стране удастся реализовать свои планы. Об этом читайте в интервью директора Байкальского биосферного заповедника Василия Сутулы.

Директор Байкальского государственного природного биосферного заповедника (одного из трех на Байкале) Василий Сутула, наверное, один из самых ярых противников проектов строительства ГЭС в Монголии. Биолог-охотовед по образованию, он уже много лет профессионально занимается охраной природы Байкала, и всем сердцем переживает чуть ли не за каждое животное, обитающие на его огромной территории. В интервью проекту #СпасиБайкал Сутула так же не скрывал эмоций. Но упирал на то, что говорит, конечно, пока что лишь о потенциальных угрозах флоре и фауне озера.

 — Василий Иванович, вы уже не раз говорили о той опасности, что несут проекты ГЭС в Монголии для возглавляемого вами заповедника. Как именно они могут затронуть ту территорию, которую вы охраняете?

 — У Байкальского заповедника как у госучреждения есть в управлении три территории: два федеральных заказника и один собственно заповедник. Заповедник — в центральной части Хамар-Дабана, напротив, можно сказать, Листвянки, только на другом берегу. На юге Бурятии мы управляем Алтачейским заказником, там лесостепная зона. А тот заказник, который имеет самое прямое отношение к затрагиваемой теме — монгольским ГЭС, это заказник Кабанский.

— А чем заказник отличается от заповедника?

 — Ограничениями в природопользовании. В заповеднике вообще практически все запрещено. В заказниках разрешается ограниченное природопользование. Как правило, охота запрещена, но может быть разрешена любительская рыбная ловля. Земля — в заповеднике она полностью в его землепользовании, а в заказнике могут быть и другие землепользователи. Например, в Алтачейском заказнике есть сельхозпроизводители. В Кабанском заповеднике существуют специфические ограничения на природопользование, например, в нем запрещен выпас скота до конца гнездования птиц, но разрешен после этого. В заповеднике этого вообще бы никогда не разрешили. Сенокошение разрешено. Заезд на транспорте, любительская рыбная ловля — но только по разрешениям.

— Понятно. Так какие угрозы несут монгольские ГЭС Кабанскому заказнику?

 — Вы правильно сказали — именно угрозы. Пока что только угрозы. Вот если монголы начнут строить свои станции, тогда угрозы станут реальными. Каковы же они? Дельта реки Селенга растянута примерно на 60 километров, по площади занимает свыше 60 тысяч гектаров. Или 600 квадратных километров. Уникальность этой дельты широко известна. Во-первых, это самая крупная пресноводная дельта в мире. Подобные по размерам дельты на земном шаре есть, но там пресная вода втекает в соленое море. Байкал этим ото всех отличается. И это формирует, естественно, уникальную прибрежную экосистему дельты Селенги. И в этом уголке природы сделали Кабанский заказник, за который я несу персональную ответственность как руководитель. Заказник занимает участок в средней части дельты, около 20 процентов от всей площади. В центральной, самой ценной ее части.

Как вы знаете, по Селенге в Байкал приходит до 50% всего стока. Селенга с притоками занимает 82 процента всего водосборного бассейна озера Байкал. Соответственно, дельта реки является очень серьезной составной частью байкальской экосистемы. А поскольку сам Байкал является объектом всемирного природного наследия, Кабанский заказник и вся дельта Селенги — часть того же участка. И Кабанский заказник, помимо всего прочего, выделен как ключевая орнитологическая территория Азии. Имеет международное назначение. Есть такая Рамсарская конвенция, которая регулирует защиту водно-болотных угодий, имеющих особое значение для водоплавающих и околоводных птиц. Только представьте — через дельту пролетает до 5 млн птиц. И они не просто мимо мигрируют, они там кормятся. Ведь перелетная птица обычно летит всего два часа, остальное время она кормится. А утки, гуси, кулики, хищные птицы в дельте просто накапливают жир, чтобы хватило сил на следующий бросок, перелет… Летят они все время: и весной, и осенью. И в эти времена Кабанский заказник становится местом, позволяющим этим птицам просто выжить. Покормиться, набраться сил и полететь дальше-либо на север, либо на юг.

Второе значение для птиц, разумеется, гнездование. Приведу еще одну цифру — в Кабанском заказнике гнездится свыше 300 тысяч птиц ежегодно. Это родильные дома, мы их называем — «птичье царство». Причем среди этих птиц — и те виды, что находятся под угрозой исчезновения. К примеру, чеграва. Или азиатский бекасовидный веретенник. Они уже в Красной книге России. Этим список, конечно, не исчерпывается, но вот как пример. И если вдруг на Селенге и ее притоках появятся ГЭС, над всеми этими видами нависнет реальная угроза.

— Но какая именно?

Денег не будет: Китай пока не даст $1 млрд на строительство ГЭС на реке Эгийн-гол

 — Ну смотрите, вот птица — построила она гнездо. Природные циклы понятны. Вода приходит и уходит, птицы постепенно приспосабливаются. И даже когда на Ангаре поставили Иркутскую ГЭС и подняли уровень Байкала, за прошедшие десятки лет птицы к нему подстроились. А теперь представьте: допустим, прилетела чеграва и загнездилась на острове (а они колониями гнездятся). И в этом году из-за того, что воды мало в Байкале, вода ушла, и лисица смогла добраться до острова и всю колонию истребила. Если воды нет, и другие хищники получают новые возможности — а там теперь и норка, и колонок, и волк. Изменение водности катастрофически влияет на выживаемость птиц в период гнездования. Катастрофически!

Или наоборот, поселились они на заливном лугу, когда он не залит. Например, азиатский бекасовидный веретенник. А тут воду сбросят на ГЭС и луг затопят. Кто помешает это сделать бизнесу, у которого главная задача — заработать деньги, сбросить в нужный момент, когда конъюнктура, например, воду с плотин? Короче, когда начнется искусственное регулирование притока Селенги, мы получим массу новых и больших проблем в дельте. Да, нам обещают, что будут ограничения, что будут учитываться природные колебания. Но в период строительства ГЭС мы гарантированно получим заполнение ложа. И, соответственно, сюда придет меньше воды. Значит, на несколько лет нам как топором по этим гнездам рубанут. Я вам так по-простому все объясняю, потому что у нас тут не научный симпозиум.

 — И тем не менее, если посмотреть на этой с научной точки зрения…

 — Можно и так. У меня есть статьи орнитологов, работающих в заповеднике. И со стороны привлекали специалистов. Последние два года на Байкале маловодные, и ситуация в дельте Селенге стоит критичная. Если еще туда плеснут масла в огонь с этим вот регулированием стока реки, то птицам вообще туго придется.

 — Ну сейчас-то, получается, проблемы у Байкала в большей степени природного толка, на которые влиять мы не можем…

 — Да, а если в Монголии построят ГЭС, то возникнет еще и рукотворный фактор. Но я еще раз подчеркну — я говорю о потенциальной угрозе. Сейчас, конечно, угроза естественная — маловодие. Понятно, что свою лепту в это внесли, наверное, и сбросы воды на станциях ангарского каскада ГЭС, но главная причина все-таки — в сложившихся природных условиях. И еще одна вещь — сейчас зарегулирован только сток Байкала. А в случае с ГЭС в бассейне Селенги мы получим регулирование уже притока Байкала. Для дельты Селенги нет ничего опаснее, чем искусственное регулирование реки. Пока ведь ни на ней, ни на ее притоках нет ни одной ГЭС. И слава богу!

— Птицы пострадают. Кому еще придется плохо?

 — Рыбе. Совершенно очевидно, что рыба такое же живое существо, как и птица. И она давно уже приспособилась к нересту, приуроченному к каким-то природным явлениям. Даже при нынешней маловодности рыба все равно, а) кормится, б) нерестится, в) ее ходы, ее естественные миграции определяются инстинктами, которые у них там магнитными полями заложены. При природных колебаниях, да, рыба тоже может погибнуть, но в целом никакое именно природное явления повлиять радикально на дельту не может. Многие виды рыб, и частиковые виды, там многообразие их, и сиговые рыбы, да и осетр и омуль, — все они не приспособлены к регулированию.

Приведу пример. Отнерестилась щука. Ей нужно определенную температуру, определенную глубину, определенный набор растений там, где она мечет икру. Пришла вода или, наоборот, ушла в результате деятельности ГЭС. Я это вполне допускаю, потому что у ГЭС свой ритм работы. Икра или высохнет, или ее съедят хищники, или ее смоет водой. Вот сейчас мы наблюдаем в соровой части дельты и придельтовой части Байкала нерест окуней — такого обычно не бывает, это вызвано затруднениями прохода рыбы в результате многоводности.

— Что за соровая часть?

 — Смотрите, вот встречаются Селенга и Байкал. С одной стороны озеро давит, с другой — река. И вот в той части, где давит Селенга, образуется такая обширная полоса воды, дальше песок, а потом Байкал. Вот это и есть соровая часть, или авандельта, то есть самая крайняя часть дельты. Та, что, условно говоря, перед самим Байкалом. При падении уровня воды дельте становится труднее давить, и происходит обмеление соровой части, в результате чего песчаная коса увеличивается. И рыбе становится труднее зайти на нерест.

И если в Монголии построят ГЭС, это явление, которое сегодня вызвано маловодностью, станет для дельты обыденным. Ведь станциям надо будет накапливать воду, и они будут сдерживать сток Селенги. И в дельту будет поступать меньше воды — для нерестилищ, для мест кормежки. Воды меньше — хищников больше. Гибель рыбы однозначно можно прогнозировать.

— Но основную биомассу в Байкале составляют не рыбы. Что будет с эндемиками?

 — Да, рачки, гаммарусы, беспозвоночные. Очень много видов. В дельте тоже есть свой набор этих животных и для них тоже крайне критичны искусственные колебания уровня воды. Потому что они так же, как и любые другие виды, приспособились уже к определенным правилам игры. Поэтому их исчезновение — это очевидная вещь в результате реализации монгольских планов. А это звено, в свою очередь, является основным кормовым для многих других видов животных. Оно, кстати, пострадает больше всего. Больше, чем птицы, и больше, чем рыбы. Потому что эти рачки — самые уязвимые. Грубо говоря, птица может улететь на соседнее озеро, а рыба — уйти в Байкал. А эти виды обитают только в дельте, и они будут обречены. В природе все взаимосвязано, и если пострадает одно звено, то все пойдет по цепочке.

Есть еще данные ученых, которые говорят о том, что при наполнении водохранилищ в Селенгу придет меньше различных минеральных и органических веществ, полезных и нужных для Байкала и для дельты в особенности. Потому что вода начнет отстаиваться… Это тоже повлияет однозначно. Я думаю, вы тоже согласитесь: или бежит ровно, или где-то отстоялась и потом вытекает через эти турбины.

 — То есть грязнее вода будет?

 — Наоборот, чище. Но с точки зрения человека. А для экосистемы это губительно. Экосистема должна получать и ил, и какую-тоорганику, и минеральные вещества. Все эти питательные вещества кормят дельту. Да, они там оседают, но это процесс естественный, к нему приспособится природа. Если растению нужен фосфор, то он должен приходить из этой реки. Или ил. Такое мнение ученых я тоже поддерживаю.

Также по температуре. Есть мнение, что температура воды в водохранилищах будет повышаться, значит, изменится и температурный режим стока. Естественно, или вода стекла за неделю, или настоялась там месяц, нагрелась и пошла на сток. Это все очевидные вещи, но их надо четко обозначить как потенциальные угрозы.

А раз меняется температура, сменяется и состав воды. И в целом дельта, как фильтр, будет работать иначе. А этот фильтр — самый главный на Байкале. Другая вода в Селенге — это изменение уже самого Байкала, и это тоже большая угроза. Если я до этого говорил сначала о животных, которые живут в дельте, то изменение функции дельты — прямой удар уже по экосистеме всего озера. Значит, и в Байкале произойдут изменения, и явно в худшую сторону.

— Мы поговорили о потенциальных угрозах. Сейчас экосистема, так или иначе, уже приспособилась к тому, что Байкал стал водохранилищем для ангарского каскада?

 — Да, конечно. Да, есть некоторый ущерб от маловодности, есть ухудшение условий кормежки, нереста, но это в большей степени природные процессы. И экосистема с ними справится. Поднимется вода — и все снова начнет расти.

Беседовал Александр Попов