Белорусская экзистенциальная революция
Протесты в Белоруссии разворачиваются явно не по «ленинской» стратегии. Однако есть вполне устойчивое чувство, что мы стоим сейчас перед каким-то совсем новым явлением истории. Хотя бы уже потому, какое значение в нем принадлежит женщинам.
Ректор «Новосибирского открытого университета» Роман Шамолин специально для Тайги.инфо рассуждает о природе протестов в Белоруссии. Кандидат философских наук считает, что они имеют наднациональный и универсальный характер, в отличие, от, например, хабаровских. Лидерами протестов стали не профессиональные политики, а люди, готовые идти на силовиков с «сердечками».
Парадоксальность белорусской ситуации в том, что в противовес архаическому стандарту нынешнего президентского государства с его слоганами о сохранении «суверенной Беларуси», — люди, вышедшие на улицы, представили не свой национально-политический проект, а совершенно спонтанную, свободно родившуюся мощную волну общечеловеческих чувств и идей. Это позволяет выдвинуть гипотезу, что сегодняшняя белорусская революция имеет наднациональный, экуменический и экзистенциальный характер.
Многие из российских политологов и политиков сетуют: протестное движение граждан обречено, если у него нет отчетливой политической программы, если не сложилась сильная партийная система и централизованное управление. Однако здесь они не замечают одного: происходящее в Беларуси не есть революция политиков или какой-то прогрессивной партии, — это революция людей, которые утверждают свою свободу не в качестве программных постулатов, но — как экзистенциальную ценность, без которой просто не мыслится само существование. Это экзистенциальная революция.
Мы до сих пор опираемся на известный ленинский тезис, что без революционной интеллигенции, этой возбуждающей «революционной бациллы», — всякая активность народных масс сведется лишь к требованию обеспечить локальные, сиюминутные их интересы. Во многих случаях так и есть.
За примером ходить недолго, — жители Хабаровска, выходящие еженедельно на многотысячные митинги и шествия вот уже несколько месяцев, — не создали никакой иной идеи, кроме освобождения своего опального губернатора, Сергея Фургала. Да, цель сама по себе благородна, а последовательность граждан вызвала огромное уважение у всей страны. Но, при всем понимании, что Хабаровск сейчас отстаивает универсальное гражданское право на политический выбор, — это все еще локальная цель. И потому она не обладает той зажигательной энергией, что способна пробуждать к существенной солидарности другие российские города и регионы. Даже в самом многочисленном за Уралом городе, Новосибирске, — масштаб гражданской поддержки не превышает нескольких десятков человек. Экзистенциальная подлинность в Хабаровске еще не достигнута, — потому российское внимание почти сразу переключилось на события Беларуси, как только они начались. Люди почувствовали, что вот там, в соседней славянской стране начинается сейчас такое, что имеет действительно универсальный и проникновенный смысл.
Что касается лидеров белорусской революции, то и они совсем не похожи на тех профессиональных «политических гладиаторов», к которым мы в России привыкли, наблюдая, например, за работой Алексея Навального и его штаба.
Практически никто до преддверия летних президентских выборов не знал о существовании Марии Колесниковой и Светланы Тихановской, — они вышли на первые роли не благодаря долгой предварительной «работы с электоратом», но в силу какого-то почти случайного стечения исторических обстоятельств, в силу какого-то, опять же, — экзистенциального фатума. А теперь сложно представить, кто бы мог лучше этих отважных женщин сделаться символом протеста, главный принцип которого: «непротивление злу силою». Сложно представить, кто бы из нынешних профессиональных политиков шел навстречу ограждению из силовиков, улыбаясь и поднимая перед собой руки, сложенные в символ «сердечка», — как делала это прекрасная Мария Колесникова.
Очевидно, — белорусская революция разворачивается явно не по «ленинской» стратегии. Что же тогда стратегия: философия ненасилия (сатьяграха) Махатмы Ганди, пацифизм американских хиппи 60-х годов? Однако есть вполне устойчивое чувство, что мы стоим сейчас перед каким-то совсем новым явлением истории. Хотя бы уже потому, какое значение в нем принадлежит женщинам.