Дело Прокопьевой — не дело Голунова. Это не беспредел, а часть санкционированной сверху работы
Дело пыталось развалиться, его отправляли на доследование — именно поэтому мы не увидели ни митингов, ни толп у суда. Была надежда, что они одумаются. А теперь слишком поздно, ведь одиночный пикет как-то незаметно, но вполне в духе времени, стал преступлением.
Журналист Тайги.инфо Петр Маняхин рассуждает о деле псковской журналистки Светланы Прокопьевой. Он уверен в том, что процесс «санкционирован» сверху и одной из целей ставит перед собой послание профессиональному сообществу быть более сдержанными в написании текстов.
Прокуратура запросила шесть лет колонии для псковской журналистки Светланы Прокопьевой. Ее обвиняют в «оправдании терроризма» из-за колонки, в которой она разбирала причины теракта в приемной архангельского управления ФСБ. Светлана делала свою работу — высказывала личное мнение о произошедшем. То же самое, что и я сейчас.
На взгляд значительного количества коллег, в колонке Прокопьевой нет «оправдания терроризма». Но решает это не профессиональное сообщество, а люди разного цвета погон, должные им свидетели и друзья-эксперты. Каждый раз, открывая свой блокнот, Word, Google-документы или админку сайта, мы рискуем стать следующими.
Этот риск сейчас — неотъемлемая часть профессии. Как у шахтеров — быть погребенными в забое, как у моряков — попасть в смертоносный шторм, как у сотрудников ФСБ, ведомства, возбудившего дело против Прокопьевой — погибнуть от рук террориста. Риск в жизни этих героических людей не зависит от воли политического руководства страны: всегда будут обвалы, штормы и войны. Их работа — одно сплошное преодоление трудностей, без риска их профессии перестанут существовать.
Другое дело — журналистика. Нет, мы не жалуемся, мы садимся под дамоклов меч осознанно. Но это мешает делать то, что мы должны — говорить правду.
Я работаю с 2015 года и не помню истинной свободы слова, но чувствую, что так быть не должно. Каждый раз, едва задумываясь над новой темой, я думаю — а стоит ли оно того? Ну напишу я, что в больнице нет респираторов, а мне протокольчик за фейк-ньюс. Все же и так знают, что в больнице нет респираторов, зачем лезть на рожон? Вот напишу про какое-то уголовное дело, и уже сам стану фигурантом нового, например, за разглашение тайны следствия. Или просто кто-то из его креаторов обидится и придумает статью поизощреннее.
Не буду упоминать ведомство, сделаю помягче заголовок — гнать от себя эти мысли с каждым днем все труднее. Мы учимся эзопову языку быстрее, чем младенцы — своему родному. На журфаках уже учат: «согласуй», «об этом не пиши», «сюда не смотри». Людей, способных передать принципы профессии молодым, выдавливают из нее.
Это эрозия профессии, вырождение журналистики в медиапроизводство, текстов — в контент. В этом процессе не последнюю роль играют изменения рынка, но российское государство хочет догнать и перегнать всех в убийстве журналистики.
Дело Прокопьевой — такое открытое противостояние — скорее исключение, подтверждающее правило. Сразу замочить всех журналистов — слишком сложно и кроваво. Нужны точечные репрессии, которые воспитают в них самоцензуру — редкие обстрелы водопоя и мест, где наиболее часто они собирают пищу. И тогда их пустые желудки переварят себя сами.
Но почему пулеметная очередь задела именно Светлану Прокопьеву? Может, она действительно вышла за рамки? Была самой опасной для режима? Нет. Это месть конкретного ведомства, униженного архангельским терактом.
Там точно такая же профессиональная эрозия — они злятся на тех, кто тыкает их носом в собственную беспомощность. Зачем искать причины теракта, если можно завести дело на Прокопьеву и еще нескольких людей, кто осмелился написать что-то в соцсетях? Зачем молниеносно проводить обыск у напавшего на Лубянку, если можно ударить журналистку «Базы», которая пришла на место раньше?
Да чего тут говорить. По слухам, в одном из сибирских региональных управлений этого самого ведомства только двое сотрудников, принимающих решения, занимаются антитеррором и в пять раз больше — активистами, журналистами и соцсетями. Сможет ли защитить нас от настоящего терроризма структура, которая не способна предотвратить взрыв в собственной приемной и обстрел своего главного здания в центре Москвы?
Дело Прокопьевой — не дело Голунова. Это не беспредел, а часть санкционированной сверху работы, и это понимают абсолютно все. Дело пыталось развалиться, его отправляли на доследование — именно поэтому мы не увидели ни митингов, ни толп у суда. Была надежда, что они одумаются. А теперь слишком поздно, ведь одиночный пикет как-то незаметно, но вполне в духе времени, стал преступлением.
Но любой приговор, кроме оправдательного, станет самым настоящим оправданием терроризма.